Газета "Воскресные вести"

Лучшие из лучших

Торжество в «Спутнике», честное слово, удалось – первый блин не вышел комом. Выставка работ ребятишек из Воскресной школы, трогательные выступления маленьких солистов и танцоров кружевной каймой сплели воедино полотно праздника. Не скучали в первом ряду кинозала почетные гости – заместитель мэра Николай Зимин, директор 38-й гимназии Алекксандр Бородачев и священники храма Воскресения Христова – настоятель, протоирей Александр Лошкарев и отец Александр Поляшов. (Также на празднике присутствовали отец Алексий Шлячков и отец Михаил Голик. И, как правильно заметил в своем выступлении настоятель, батюшка Александр, непривычно было детям такое изобилие священнослужителей на межшкольном мероприятии).

Но самое главное – это, конечно, же, награждение. Из тридцати восьми участников конкурса двенадцать стали лауреатами. Выбор номинантов категории «За догматическо - богословское содержание», ох, нелегко дался членам жюри! Хотя первое место главные знатоки вопроса – священники единодушно присудили Макарычевой Надежде из 10 «Б» класса 30-й школы. И на листочках с рецензиями, которые набросал духовник православной гимназии отец Михаил для авторов конкурсных работ, Наде адресовано всего два слова – «Отличное сочинение». Восемь страниц, исписанных кругленьким девичьим почерком, на которых излита неожиданная для ребенка скорбь о том, что «мы засыпаем духовно» и надежда, этого не случится, поскольку даже праздник Рождества сам по себе способен раздуть искры веры в каждой душе.

Второе место – у Даши Шульпиной, девятиклассницы из школы №39. По сочинению понятно, что писала его юная христианка. Глубокие мысли, зрелые суждения. Вот, например. «Сейчас идет тенденция к тому, чтобы секуляризировать праздник Рождества Христова. Другими словами, из него пытаются сделать светский праздник, или народный праздник, как дань традиции. Во всем мире идет тенденция уподобить Рождество Новому году. …А Рождество Христово – это совершенно иной праздник. Поэтому из него нельзя делать шоу. Духовная радость нисколько не отвергает телесную радость. Телесная является дополнением и продолжением духовной радости. А вот одна только эмоциональная радость, без духовной – это дом без фундамента». Славно, что в наше время еще есть люди – особенно такие юные, которые переживают об этом.

Третье место досталось Соне Назаровой (6 «А» класс, школа №2). Небольшая, но очень трогательная работа. Вроде бы ничего особенного – девочка просто пересказывает рождественские события, однако есть в ее словах какая-то искристость. Так искренне написала – буквально голос ее слышишь, когда читаешь: «А в это время далеко-далеко возле горной речки пастухи пасли стада. И вдруг они увидели, что в небе зажглась необыкновенная звезда. Это небо подарило Христу рождественскую звездочку».

В номинации «За художественное оформление» победили работы, которые тепло и душевно были украшены рисунками авторов. Вот их сюжеты. Рождественская ночь, преподнесенная с использованием иконописных приемов (1 место – автор Кашицина Аня, 6 «А», школа №33); деревенская избушка, возле которой, с подарками в руках, приплясывают русская красавица с мальчонкой в меховом зипуне (2 место – Баранцева Аня, 4 «А», школа №10) и праздничная открытка: веточка ели с шарами, свеча, ангелочек (3 место – Шарова Екатерина, 8 «Б», школа №10).

Оригинальным члены жюри сочли подход к раскрытию темы у десятиклассника Леонида Орлова (школа №39) и у шестиклассников Трофимовой Любы (школа №15) и Рябинина Алеши (2-я школа).

Не как в кино, или ложка дегтя

Была в бочке конкурсного меда и изрядная ложка дегтя. Нужно признать печальный факт – детям неведомы глубины православной культуры. Права Дашенька Шульпина – многие ее ровесники воспринимают Рождество без той радости о Правде, которая была дорога Пушкину, Достоевскому, Чехову, Шмелеву, Тэффи, Цветаевой, Пастернаку, позднее – Арсению Тарковскому, да и Андрею тоже. Творчество не только русских, но и советских писателей невозможно рассматривать вне контекста православия. Не упоминается у Веры Пановой, например, имя Христа, но ее «Спутники», ее «Времена года», ее пронзительно простая повесть «Сережа» дышат христианством.

А советское кино? «Девять дней одного года» - предельно правдивый фильм про несение креста. «Мимино» - здесь же человек наизнанку вывернут, души в фильме гораздо больше, чем тела. А «Формула любви»? Вот такие они и есть, православные христиане – как здесь, «хитрость да магнетизм» сокрушающие искренностью сердечной. …Надо же, как вывернулось в истории – развлекательные фильмы для многих стали подлинной проповедью Христа. В моем поколении – для многих. Вот уж точно – Дух дышит, где хочет.

Впрочем, есть в этом и логическая закономерность. Ведь что такое настоящее творчество? Это способность раствориться в предмете, который пытаешься познать, стать его частью, отказавшись от себя. Чтобы потом вновь себя обрести, но уже в новом качестве – насыщеннее, ярче, глубже. И вот уже эту, новую свою сущность запечатлеть в слове, в музыке, в живописи. И в науке, и в любом искусстве. На этом и стояла русская культура. И пока стоит.

Так уж сложилось исторически, что русский народ принял Христа бескорыстно, по-детски преданно – по сути, сам стал телом Христовым. Потому и культура у нас – христианская, православная. И больно, когда в детских попытках самопознания, миропознания, богопознания нет того драгоценного зернышка – поиска правды, поиска сути. Поели-попили, бусы повесили, встали в хоровод… Да, да, все так, но не это главное.

(Опять-таки кино вспоминается – «Тот самый Мюнхаузен». Там, где, помните, Янковский - Мюнхаузен просит Кореневу – Марту сказать ему что-нибудь на прощанье, и на все ее «я очень люблю тебя», «я буду ждать тебя» отвечает с досадой «не то», «не то». «Они положили сырой порох, Карл!» - вот чего он ждал. Безумный вскрик любящей женщины – ведь именно сырой порох мог спасти жизнь ее мужа. Но есть идеи, которые прорастая в сердце человека, заставляют его выходить за пределы страха смерти. Все эти идеи суть любовь – к человеку, к Отечеству, к истине. Эта любовь на грани самопожертвования преображает человека, выводит его на новый уровень бытия. Недаром там, в фильме финалом – лестница в небо. Но это так, отступление.)

Конечно, ждать от детей самопожертвования в сочинениях – глупо и нелепо. Но попытка дотянуться до правды, встать на цыпочки была бы очень утешительной.

«За искренность и творческое дерзновение»!

Впрочем, такие сочинения были. И они были отмечены в особой номинации – «За искренность и творческое дерзновение». Места было решено не распределять, все три приза – первые. Итак.

Старикова Настя, девятиклассница из 1-й школы. История, которую она поведала в сочинении, глубоко личная. У девочки была старенькая прабабушка, христианка, которая, рассказывая внучке библейские истории, каждый раз повторяла, положив малышке руку на голову: «И все это правда… Такая же правда, как то, что мы сейчас видим друг друга». Потом бабушка умерла, и как признается Настя «с ее смертью исчезло что-то очень важное из моей жизни. Как будто дверь в чудную, волшебную страну, по которой раньше мы свободно бродили, закрылась навсегда. И уже никто не умел потом отворить эту дверь». И это детское переживание, этот образ закрытой двери дорого стоит. Невольно вспомнишь «стучите, и отверзется вам». Отверзется. Недаром же Настя каждый год, глядя в ночное рождественское небо, загадывает желание – «услышать рассказы прабабушки о пришествии Христа на землю и ощутить ее теплую ладонь на своей голове».

Настина одноклассница, Алиса Плотникова, столь же искренна. (В этой ребячьей искренности заслуга их учительницы, Ирины Зиновьевны Мухиной, узнается ее педагогический почерк). Повесть Алисы не столь драматична, наоборот – весела и остроумна. Девочка вспоминает, как она однажды, беседуя с мамой перед сном, услышала, что елку, оказывается, положено наряжать на Рождество, а не на Новый год. Но Новый год был любезен детскому сердцу, и строптивое дитя расспорилось. Спор обернулся задушевным разговором о событиях Рождества, об Архангеле Гаврииле, о бегстве в Египет. И все это автор преподносит легким, свежим, непринужденным языком.

И Сашенька Мерзляков, четвероклассник из 34-й. Честно сказать, против его кандидатуры звучали мнения, что, дескать, мама написала. Да, действительно, для четвероклассника написано слишком стройно да ровно. Но отдельные строчки купили меня с потрохами, ну вот, например.

«Когда мы с мамой стоим в храме на службе, я смотрю, как люди держат в руках свечечки, как много свечечек горит на подсвечниках. Я вижу, как трепещут золотые огоньки, и свет каждой из них поднимается вверх к иконе. И я смотрю на эту икону и вижу чудесные глаза, устремленные на нас. Мы все, словно свечечки, изо всех сил тянемся своими душами – огоньками к Тому, Кто смотрит на нас с иконы с такой любовью. И хочется закричать всем людям, молящимся в храме: «Сильнее горите, сильнее, жарче!». Мысль-то детская, может, только оформить ее помогли.

А мама у Саши, видимо, действительно творческий человек. Цитаты для сочинения она помогла подобрать отнюдь не банальные. Вот, например, одна из лучших поэтов современности, Олеся Николаева: «И каждый стал думать, что ему принести, Младенцу, Мужу скорбей… Пещера сказала: животных в теплой шерсти, пустыня сказала: люльку моих зыбей. Золото, ладан, смирну – волхвы сказали, а твердь сказала: звезду, а нищий очаг – огня. А пастухи свое ликованье, а Ирод сказал: смерть, а сердце мое: меня, принеси меня».

Олеся – это одна из живых, расцветших веточек русской культуры. Этого дерева, которое корнями уходит в небо. Сильное дерево, мощное, и преступно будет не привить к этому животворному исполину росточки детских душ. Это сделать легко – практически труда не составляет и трудно, на грани невозможного. Сейчас вот спор идет о том, вводить или не вводить в школах «Основы православной культуры». О чем тут спорить? Противникам этого стоит напомнить, что в Москве «Основы…» давно преподают, и у нас еще в позапрошлом году подписал Владыка Георгий с министром образования области договор о сотрудничестве между Школой и Церковью.

Да только дело-то ведь не в этом. Чем можно растревожить, оживить сердце – Бог весть. В нашем арсенале столько бесценных книг, но какая из них окажется действенной – не предскажешь. Можно выучить все книги наизусть и все-таки выпасть из круга живого творчества – вот как Иван Карамазов. И уж тем более трудно детям постигать литературу сердцем, когда они регулярно питаются псевдохудожественным суррогатом. Фальшивки нивелируют чувства, притупляют восприятие и человек начинает искать в искусстве не правды, а исключительно впечатлений и удовольствий. Все более изощренных, а потом извращенных. Хотя бы вывести детей из этого порочного круга, привить вкус к настоящему, к подлинному, а там Господь управит.

Вверх и вперед!

Вот как получилось с Окуджавой. Знаете, наверное, эту историю. Жена у него всегда была верующая, а Булат Шалвович наотрез отказывался креститься, что очень ее огорчало. Она ездила по старцам за утешением, за советом. Известный подвижник отец Иоанн Крестьянкин сказал ей как-то, что придет время, и она сама покрестит мужа. Но время шло, а Окуджава, в своих песнях соработая Творцу, избегал Его крещенской купели и в досужих разговорах иронично требовал знамения с неба – только тогда, дескать, покрещусь. И вот однажды, в самолете, с Булатом Шалвовичем случилось нечто. Вот как это описывает та же Олеся Николаева. (Она с детства знала Окуджаву, поскольку он дружил с ее родителями).

«Облака клубились возле иллюминатора – багровые, оранжевые, ярко-желтые и черные, тревожные черные облака: безумные тучи, через которые пробивалась буря, горела гроза, шел небесный бой». Это волнение передалось Окуджаве, он «почувствовал, что и в нем идет битва, и в нем клубится чернота, горит смятенный огонь, ветер задувает свечу». Поэт достал фотоаппарат и стал щелкать, щелкать, как попало, вдоль и поперек. Выйдя из самолета, сразу же отдал пленку в печать, а сам свалился с высоченной температурой. И лежа в больнице на чужбине, будто бы в полубреду все требовал у жены принести снимки. «Какие снимки?! О себе подумай!», но все-таки принесла, отдала не глядя. А он схватил жадно, и стал искать свои «воюющие облака». «И найдя, ахнул. Внизу все было черным-черно, но рваная тьма постепенно расходилась, и из нее появлялись кипящие и смятенные багровые, оранжевые, желтые клубящиеся тучи, сулящие бурю и великие потрясения. Но дело даже не в этом: из них явственно выступала фигура в белом хитоне, спадавшем вольными складками. Именно она и рассекала кромешную тьму, готовую все поглотить. Именно она уже вела за собой эту мятущуюся охру, золото, воинственный пурпур. Было видно уже округленное плечо и широкий рукав, и даже тонкое запястье, и этот единственный, угадываемый, характерный шаг, принадлежащий Христовой поступи…» И Окуджава сказал жене: «Покрести меня, я готов. Жалко, что времени уже нет». Через три дня новокрещеный Иоанн умер.

И эта смерть – даже не итог, а последняя черта творчества Окуджавы. Она наполняет особенным смыслом все то, что он написал раньше – как печать благословения. Именно этого Окуджаву хотелось донести до сердца Алисы Плотниковой, вручая ей томик поэта.

И Насте Стариковой неспроста досталась Ахмадулина. Белла Ахатовна – вся оголенный нерв, и если она свидетельствует, что когда ей тоскливо, она берет в руки Коваля, с его «весельем сердечным», это что-нибудь да значит. А у Юрия Коваля это «веселье сердечное» тоже неспроста. Это его дружба с Борисом Викторовичем Шергиным, певцом русского Севера, запечатлелась в творчестве золотыми буквами. А у Шергина самый облик напоминал о русских святых и отшельниках. (По его сценарию сняты мультики – архангельские сказы: «Перепелиха, «Кольцо» «Сказ про Ивана и Андрияна». Да помните, там еще от автора Леонов читает.

Насквозь пронизывают эти лучики культуру русскую. Вглубь – православие, вбок – православие, вверх – все залито невечерним светом правды. В этом и русской души разгадка. А дальше – что там будет? Получат наши дети прививку милосердия – сами понимаете, хорошо. Не получат – сгинем, выродимся. И это будет наш собственный выбор. Но даже если это случится, есть вещи объективные. И солнце светить не перестанет, если мы от него отвернемся.

Евгения Павлычева