«Это вы куда собрались в такую-то погоду?» - всплеснула руками знакомая тетушка в воскресенье утром, увидев как мы всей семьей, распределившись под зонтиками, шагаем к остановке. Стиль одежды нас выдал: если в поход, то почему в юбке, если в церковь, то зачем в спортивной обуви на носок? Ясно, в крестный ход люди идут. «Да уж поди все разошлись, отменили, наверное, крестный-то ход. Дождик-то вон какой! Небось, одни пойдете», - переживала добросердечная женщина. Но мы-то знали, что праздник состоится при любой погоде. И народу придет сотни три, не меньше. Ну, так и оказалось! Опоздали мы правда – проспали, бессовестные. И когда маршрутка подъехала к остановке «Церковь», шествие уже вовсю вершилось на Циолковке. «Хвост» процессии мы застали около Пенсионного фонда, а крест, который возглавлял ход, золотился где-то в районе «Космоса». Представляете, сколько народу собралось? Кондукторша занервничала: «Ну и что мы теперь, вот так и будем пешком за ними ехать? Я так никакого плана не сделаю! Надо было по тротуару крестный ход пускать». Чесали головы и мы – как же в гуще-то шествия оказаться? Если бегом догонять, так это с самого начала так устанешь, что об оставшихся тридцати километрах и думать забудешь. И тут наш шофер, этот благочестивый растяпинский Шумахер, приговаривая: «Зачем же по тротуару? Это не по-божески. Столько людей помолиться собрались, разве можно мешать?», лихо вырулил на обочину, что тянется вдоль домов от «Союза» до Ленинского проспекта. Промчавшись по этой «узкоколейке», мы встретили крестный ход во всей его красе. Это правда очень красиво, торжественно и пронзительно: горит фонарь, сверкает крест, золотятся оклады икон. Родные лица прихожан, родные лики глядят с образов. Дядечки – богатыри несут на постаменте храмовую икону «Взыскание погибших». Вокруг образа ярко бордовые цветы – не разглядеть, гвоздики или пионы. Настоятель идет – отец Сергий Жабура. Шагает отец Алексий Шлячков, рядом дьякон - отец Марин, певчие. Все как всегда, и сердце на месте. И ведь дело вовсе не в том, что все знакомы. Окажись в крестном ходу в чужом городе – и тот же покой придет на сердце. И образы те же, и лица вокруг как будто узнаваемые. И похожи будут те, иногородние прихожане и батюшки, не только на наших, Дзержинских, и не только на нас, современников. Тут тебе и лесковские соборяне, и шмелевский Горкин, и Алеша Карамазов – живы они, и некуда им деется, пока Церковь дышит единомыслием. У четырехлетней Тани настроение с утра не заладилось – маловато в этом крестном ходу друзей-товарищей, не с кем почудить. У девочки в некотором смысле дебют – в прошлые года она проезжала вокруг года на коляске, а в этот раз ее поставили на ноги. И вроде бы весело – вся церковь вместе вышла погулять. Но только где привычные товарищи по играм, с которыми каждое воскресенье она копалась в песочнице, сигала с горки, качалась на качелях в церковном дворе? А вот где. Многие ребятишки, что постарше, уехали в православный детский оздоровительный лагерь. Лагерей таких в епархии открылось несколько. И скоро вторая партия маленьких дзержинцев отправится отдыхать на природу: на сей раз витязи махнут под Ардатов – обживать знакомую уже лесную поляну. А еще ребятишек в крестном ходу мало – вот парадокс – потому, что их стало много. Объясняю. Среди прихожан все больше многодетных. Причем детки-то все – горох, мал мала меньше. И если двоих посадишь в коляску и покатишь, то с четырьмя уже, сами понимаете, сложнее управиться. Хотя вон с тремя Коровкины бодро маршируют. Мелюзга – Сашка с Мишкой, «в карете», гимназистка Маша рядом вышагивает. А родители еще умудряются послушничать: папа икону храмовую несет, мама поет на молебнах. Молебнов в пути было, как всегда, четыре: в Пушкино, у воинской части, на Молодежке - у поворота на заревскую объездную и возле нового госпиталя. И что интересно – мы уже на последнем молебне заметили, что как только ход останавливался, чтобы помолиться, тут же неизменно утихал и дождик. Честное слово – батюшка за Евангелие, небушко на солнышко. Просохнуть успевали за время богослужения. В течение дня в крестный поток ручейками вливались новые ходоки. Сделать это было довольно сложно, потому что скорость шествия была довольно приличная. Выручала сотовая связь. - «Але, вы где? Я на Удриса!» - «А мы в Пушкино напротив Удриса! Садись на трамвай, а потом беги нам наперерез напротив Церкви!» Через десять минут. - «Але, я на Терешковой, напротив Церкви!» - «И мы уже напротив Церкви, в Бабушкино. Езжай теперь до вокзала, и наперерез – к Бригантине!». В общем, шли мы практически со скоростью трамвая, поди догони. Сейчас хоть ладно, телефоны появились. А вот несколько лет назад группа зазевавшихся прихожан, догоняя крестный ход, определяла его расположение очень оригинальным способом. Звонили из автомата в милицию, «02», просили связаться по рации с гаишниками и выяснить, где ж это сейчас православные шествуют. И ведь связывались, и ведь объясняли! Вообще с годами в крестном ходу все явственнее стирается грань между воцерковленными и «внешними» людьми. И милицейское сопровождение чинно ведет себя, команды дает, как в мультике про архангельские сказы: «В одного, крещеные!». И врачи со скорой в молебне участвуют. Продавщицы из окрестных магазинов выбегают, перед иконой на колени падают. Дальнобойщику проезжему крикнет бабушка из крестного хода: «Бог в помощь!», а он в ответ: «Спаси Христос, матушка!» Да сердечно так, не просто на ветер слова бросает. У каждого в Церкви свои корни. Состав крестного хода за время пути не убавился. Очень неохотно покидали шествие даже те, кому идти не по силам. До сих пор удивляюсь, как не упала Елена – молодая прихожанка, которая все время несла на руках младшую дочку, двухлетнюю Настеньку. Настя девочка спокойная, покладистая – как пупсик сидит, не капризничает. И верная – кроме мамы, ни к кому на ручки не идет. Уж как только не пытались тетешкать ее многочисленные тетушки, какими только коврижками не завлекали – бесполезно. Так и ехал пупсик на маме всю дорогу. А бабушки? Вот типичные сценки. Смотришь – в хвосте с трудом идет женщина, лет за шестьдесят. Отстает – видно, запыхалась. Только подумаешь – в автобус бы ей предложить, а она вдруг оборачивается назад и совсем уж древней старушке с подожком говорит: «Мам, может ты все-таки поедешь на Пазике?». И дальше вдвоем пешком идут. Или еще одна бабушка – под руки ее вели молодые подружки. Прохожие как увидят эту троицу, так сразу про автобус вспоминают. А подружки только отмахиваются: «Да вы что, разве она поедет? Она у нас бабушка героическая, до Дивеева пешком ходила». Мне понять этих бабушек легко, а вот объяснить, в чем тут дело, человеку, который не вкусил сладости крестного хода, трудно. Давайте подслушаем, как рассуждают про крестный ход две прихожанки – может, это разъяснит в некоторой степени недоумения здравомыслящих людей. Одна говорит – крестный ход похож на санаторий. Где еще так отдохнешь? А другая возражает – а мне, говорит, кажется, что на корабль. Надежный капитан у штурвала, команда проверенная, пассажиры дружно вышли на палубу, и уж так им хорошо вместе! Ну, стало теперь понятнее? Евгения Павлычева |
