Все политические события современности родом из глубокого исторического прошлого. Каша, что варится сейчас на государственных кухнях США, России, Франции, Германии, готовится по рецептам, опробованным в течение нескольких веков. И если взглянуть на историю международных отношений, окажется, что ничего-то в мире и не изменилось. Но прежде чем нашим политическим «шеф-поварам» браться за дело и поднимать престиж страны на мировой арене, прежде чем требовать от других, чтобы нас уважали и с нами считались, стоит понять, как же мы сами относимся к своей стране и ее истории.
Петр I - демоническая личность?
В конце мая на государственном уровне с размахом и шиком прошли празднования трехсотлетия Северной нашей Пальмиры – Санкт-Петербурга. В связи с этой датой много говорили о Петре I, вспоминали об «окне в Европу», причем оценки этой эпохи давались прямо противоположные.
Противостояние и противопоставление двух столиц - Москвы и Санкт-Петербурга, а также московского и петровского периода нашей истории появилось с легкой руки Петра Яковлевича Чаадаева. Позднее западники и славянофилы поломали немало копий, осуждая одно, идеализируя другое. Но петровская эпоха безосновательно идеализирована как нечто абсолютно новое и не преемственное московскому периоду. Впрочем, также безосновательно она и демонизирована теми, кто считает, что произошло глубокое нарушение русского духа, русского сознания. Доктор исторических наук, автор книги «Россия и русские в мировой истории» Наталья Алексеевна Нарочницкая, известная своими неославянофильскими взглядами, так рассуждает по этому поводу: «Я не склонна демонизировать Петра. Судите сами, он, конечно, внес много западного в образ жизни, но чего стоит его обращение к воинам перед Полтавой. Он говорит такие слова, которые просто немыслимо услышать из уст западноевропейского монарха, утверждающего, что «Государство - это я». Петр говорит: «Воины, пришел час. Не думайте, что вы сражаетесь за Петра. Вы бьетесь за Отечество, за веру нашу православную. О Петре вообще не думайте, жила бы только Россия». Мы узнаем здесь все ту же православную интерпретацию верховной власти, как служения. Что здесь нерусского?»
Еще в XIX веке признанный западник, один из крупнейших русских историков Константин Кавелин, призывал не создавать искусственно ту непроходимую бездну, которая якобы отделяет московский период развития Руси и петербургский. Германия, например, после лютеровской реформации отличалась от католической Германии гораздо больше. Однако в сознании немцев нет этого разрыва. Точно так же как в сознании французов нет разрыва между историей Франции до якобинской диктатуры и Францией после Робеспьера. В нашей культуре этот разрыв появился как наследие яростных споров славянофилов и западников. Но в XIX веке они не были антитезами, а являлись двумя сторонами русского сознания. Нынче же либералы воспевают петровские реформы как единственное светлое пятно в нашей истории, а патриоты считают их преступными. Но и те, и другие забывают, что речь то идет о родной стране, об одном на всех прошлом, неоднозначном, сложном, разном, но одном.
Россия и Европа - поссорившиеся сестры или склочные соседки?
Вопрос о том, что же такое Петербург в русской истории, важен для следующего шага - для понимания того, что же такое Россия и Европа? Стоило ли рубить окна, можно ли было бы пройти в дверь и не заколотить ли нам сейчас поплотнее эти окна, двери, а заодно и дырки в заборе? Все-таки, неверно было бы решительно противопоставлять Европу и Россию, и ничто во всей истории нашей не дает основания для такого противопоставления. Хрестоматийны примеры того, как русские князья выдавали дочерей замуж за европейских государей и женились на европейских принцессах, да и монголо-татарское иго никогда не было Великой китайской стеной, обрубившей все сношения с соседскими государствами. Уточним: со стороны Российского государства такого противопоставления не было. Судите сами, есть труды русских путешественников об исследовании Сибири, Дальнего Востока, есть «Хождения за три моря» Афанасия Никитина, есть труды генуэзцев, венецианцев, французов и англичан, отправившихся в «загадочную и дикую» Россию. Но нет ни одного, выражаясь современным языком, российского «путеводителя» по европейским странам. То есть дилемма Россия-Европа присуща именно Западу, западному сознанию, и не нам ее надо изживать, а в первую очередь им.
Почему получилось именно так? Здесь, пожалуй, причину надо искать в основе основ – формировании российской государственности, неразрывно связанном с православием. Восточные славяне не знали ни латыни, ни греческого. Им неведомо было античное наследие: ни философское, ни раннехристианское. У них не было ни Ветхозаветного закона, ни эллинской свободы. До десятого века они не знали ни избранности, ни империи. Русь приняла уже готовую, сформированную христианско-православную мировоззренческую систему. И поэтому сознание того, что истина обращена ко всем, и сделала нас универсалистским народом, который восприимчив к иной культуре. Как выразился Блок, «нам внятно все, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений, нам близко все, и жар холодных чисел, и дар божественных видений».
Европа, построив свой поражающий благосостоянием рай на Земле, так и не избавилась от своего раздраженного беспокойства по поводу размеров нашей страны, ее самодостаточности, умения выстаивать в испытаниях. Как и во времена Пушкина, актуальной остается фраза «Европа в отношении Росси столь невежественна, сколь и неблагодарна». Но мы, безусловно, две половины одного целого. Опять обратимся к Нарочницкой: «Ведь сама острота этой дискуссии может быть только между разошедшимися членами некогда единой семьи. Они породили разный опыт, по-разному ответив на такие вопросы, как искушение властью и хлебом».
Маленький экскурс в историю политики
А тем временем на политической арене появилась новая сила, пытающаяся навязывать всем свои представления и о материальном мире, и о духовном. Речь о Великобритании и США.
Если обратиться к прошлому, можно заметить, что все события политической и военной истории вращались вокруг Восточного Средиземноморья. Западная цивилизация мужала и крепла в противостоянии Османской империи, покорившей в средние века большую часть Средиземноморья. Именно так складывались начала дипломатии и международной политики: то одним удастся договориться с мусульманским соседом и ущипнуть кусочек от экономических благ для себя, то другие объединяться против сильных османов, чтобы отстоять свою независимость, то вчерашние друзья Блистательной порты составят коалицию и нападут на слабеющую восточную империю. Постепенно Османское государство распалось, и тогда между европейскими странами началась борьба за ее «наследство». Поучаствовала в этой борьбе и Россия, выйдя к Азовскому морю, присоединив Крым, укрепившись на северо-западных рубежах. Постепенно сложилась устойчивая система многополярного мира: погоду в европейской политике делали Франция, Германия, Россия, Австро-Венгрия, привлекая в союзники другие державы, манипулируя ими, и порой, разменивая их в своих сложных дипломатических комбинациях. Был, правда, на этой шахматной доске еще один игрок – островное государство Англия, долгое время придерживавшееся политики «блестящей изоляции». Властвуя на морях, завоевав колонии в Азии, Африке и Америке, Великобритания не вмешивалась в происходящее в Европе, противопоставляя себя и «континент». Но когда Россия окрепла после русско-турецких войн времен Екатерины II и победила в войне с Наполеоном, она стала представлять реальную угрозу для колоний Туманного Альбиона. Никого не интересовало, как русские осваивают Камчатку и Амур, но когда российская армия вышла к Кавказу и Черному морю, противодействие России стало лейтмотивом британской стратегии. Наталья Нарочницкая приводит такой пример: «В 1835 году английская шхуна «Вигзен» была застигнута в Черном море при разгрузке оружия для черкесов. А лорд Пальмерстон точно также создавал черкесские комитеты на Парижском конгрессе 1856 года, как и лорд Джадд – чеченские при совете Европы».
Овладение нефтеносным районом стало буквально пунктиком Британии до такой степени, что она добровольно признала контроль России над Константинополем и проливами Босфором и Дараданеллами, из-за которых два века шли кровопролитные войны.
Вообще, история дипломатии – занимательная вещь. Все в ней строго логично и последовательно: интересы у государств какими были, такими и остались, противники и союзники меняются редко и по вполне предсказуемым и объективным причинам. Англия всегда активизировалась на Ближнем Востоке, когда слабела Россия. Есть документ конца XIX века, в котором будущий немецкий канцлер фон Бюлов пишет, что необходимо отбросить русских подальше от ключевых Балтийского и Черного морей, и тогда их мощи придет конец. Стареющий Бисмарк оставил пометку на полях: «Столь эксцентричные эскизы нельзя оставлять на бумаге!» Однако Британия с Америкой успешно реализуют их сейчас, распространяя свое влияние на Восточную Европу, оттесняя Россию от морей, без которых наша страна перестает быть великой державой. Буш оказался еще менее осторожен и скрытен в намерениях, чем фон Бюлов. Он прямо заявил на встрече стран-участниц НАТО в Вильнюсе, что не будет больше ни Мюнхена, ни Ялты. У нас предпочли не заметить этих слов, хотя смысл высказывания предельно ясен: для англосаксов важно, чтобы Восточная Европа - линия от Балтики до Средиземного моря - была не подконтрольна ни Германии, ни России. Ради этого сегодня делается очень много.
Правда, появилось мнение, что все острые моменты и взаимные претензии можно решить «сверху», в некоем наднациональном органе: Лиге наций, ООН, Совете Европы. И определенные круги немедленно сочли, что главными арбитрами в этих спорах должны стать именно они.
Устоит ли Россия против агрессивного мессианства США?
Наши европейские соседи, похоже, осознали: как только последние завоевания Петра Первого будут отняты у России, Старый Свет перестанет быть центром всемирных исторических событий – а именно такого результата добивается США и их союзники. Но Америке удалось крепко привязать западноевропейский мир к себе. Наталья Нарочницкая приводит следующие факты: «Самим своим существованием так называемая объединенная Европа тоже обязана заокеанскому опекуну: еще в 1941 году Совет по внешним сношениям США подготовил для госдепартамента меморандум, что в будущем Штатам нужна пан-Европа под американским контролем, а не самостоятельные страны и их непредсказуемые коалиции. Да и введение евро, говорят, было задумано в США, чтобы заставить жителей Старого Света разделить бремя ничем реально не обеспеченных бумажных денег».
Вот и получается что разница между Россией и Европой - ничто по сравнению с разницей между Новым и Старым Светом как культурно-историческими явлениями. Америка взращена не на романо-германской культуре, а на кальвинизме с его мессианством и идеей божественного предназначения избранных. Граждане США, разумеется, приучены верить, что они - часть «нации-искупительницы», призванной одарить человечество идеальной моделью цивилизации. Наталья Нарочницкая восемь лет провела в США, работая в ООН. Она замечает: «У американцев удивительно инфантильное сознание, их представление о мироустройстве сравнимо с суждениями 12-летнего ребенка, что, впрочем, помогает им верить в собственную безгрешность. У нас другая крайность - российское самокопание и самобичевание является онтологической частью нашего сознания. Нас даже не надо побеждать извне. Нам до сих пор не удается прийти к согласию ни по одному вопросу прошлого, настоящего или будущего». Этой нашей особенностью сейчас спешат воспользоваться те, кто заинтересован в слабой России. Слово - Нарочницкой: «Когда обществу внушается разобщенность, а непричастность к делам отечества провозглашается идеалом, мы превращаемся в homo globalis, граждан мира. Скажу больше: когда обыватели считают себя зрителями, а не участниками процесса, с обществом можно делать что угодно. Даже у террористов появляется шанс. Любая акция против гражданского населения во время прошлых войн неминуемо усилила бы сопротивление, ярость благородная вскипела бы, как волна. А теперь? В дни теракта на Дубровке нашлось немало тех, кто говорил, что война в Чечне его не волнует, главное, чтобы в Москве спали спокойно. Именно в расчете на это террористы и шантажируют государство. Повторяю, общество атомизировано, людям внушили, что у каждого свой контракт с государством, принадлежность к целому перестала быть источником ценности… Пока Россия будет пребывать в состоянии разобщенности, ее продолжат теснить на северо-восток Евразии… Если нас загонят за Уральский хребет, Запад моментально успокоится, и его перестанет волновать, демократия у нас, фашизм или тоталитаризм. И Совет Европы забудет тревоги о соблюдении прав человека в России».
Единомыслие как стратегическое оружие
Что касается международных отношений, то свет в конце тоннеля все-таки брезжит. Надежду дает тот факт, что в истории все повторяется. Даст Бог, выстоит Россия и в нынешней переделке. Исторический опыт подскажет, кто нам друг, а кто – противник. Не стоит называть «стратегическими партнерами» стратегических соперников. Нам не нужно ни жесткой конфронтации, ни объятий на века. Выбирая политических друзей, стоит помнить слова императора Александра III: «У России два союзника: армия и флот».
Россия сильна своим единством. А что сейчас объединит нас, если не вера, формирующая этику, которая руководит обществом даже без юридических законов. Необходимо осознать, что утратила Россия, кто и как этим воспользовался, пока мы упивались «новым мышлением». Пора начать собираться под сенью одной страны, одной истории, как собирались пятьсот лет назад русские княжества в единую Русь. А вспоминая о черных днях нашего прошлого, не стоит уподобляться ветхозаветному Хаму, выставляя на смех отеческий позор.
Татьяна Богатова
аспирант, преподаватель философии |
