60-летие Победы во Второй мировой, 625-летие победы в Куликовской битве, 100-летие трагического Цусимского сражения и окончания русско-японской войны – эти круглые даты российской военной летописи дороги не только офицерам. Каждое православное сердце искренне выстучит в такой день несомненное: «Живый в помощи Вышнего, в крови Бога небесного водворится». И еще державинское: «Бессильно зло. Мы вечны. С нами Бог». И Окуджаве откликнется: «Нас ждет огонь смертельный, и все ж бессилен он». Потому что сердце то по сути своей – дитя, для которого всего дороже, что добро побеждает зло даже тогда, когда, казалось бы, нет надежды. И благодарно оно своей земной Родине за эту победу, и соотечественникам - за этот подвиг. За то, что исповедовали Правду даже до смерти. И чувствует сердце, которое дышит Правдой, и свою причастность к этому подвигу, и свою ответственность. Выронил древко сраженный Пересвет – я должен подхватить полковое знамя. Нынешние юбилейные даты – перекрестки истории армии и истории Церкви. Недаром именно в этом году сотрудничество командиров и священников стало не просто «активным и плодотворным» - оно все более живое, единомысленное. Но рано еще пока утверждать, что прижился на армейской почве росточек православной духовности. Росточек дерева, которое выкорчевывали десятилетиями. А уж о плодах сейчас говорить тем более рано. А ведь были плоды. Какие плоды были! Оглянешься назад – и хочется верить в будущее. Окормлять - значит воспитывать Ежедневно в СМИ мелькают сообщения о том, что в такой-то области священноначалие заключило соглашение о сотрудничестве с таким-то воинским подразделением. Так, 5 сентября наш Владыка Георгий подписал подобный договор с ректором Нижегородской академии МВД Вячеславом Каныгиным. А 9 сентября Патриарх Московский встречался с Главнокомандующим внутренними войсками МВД Российской Федерации генерал-полковником Николаем Рогожкиным. Здесь никаких бумаг подписано не было, но, в числе прочих, обсуждался вопрос духовного окормления военнослужащих. В чем оно должно состоять, это «окормление» и под силу ли священникам унять духовный голод современной российской армии? В бою атеистов нет "В бою атеистов нет" Нужны ли вообще священники в армии? Неизвестно, что скажет на этот вопрос среднестатистический солдат в среднестатистической роте. Но точно можно утверждать, что ребята, которые служат в горячих точках, ответят утвердительно. На передовой атеистов нет – это в один голос свидетельствуют все отцы, которым довелось побывать полковыми священниками на чеченской войне. Но на войне вообще все по-другому. Говорят, там нет дедовщины – перед лицом смерти человеку не до глупостей. И ценится то, что по-настоящему ценно: дружба до самоотверженности, храбрость, когда страшнее подвести товарищей, чем умереть. И мастерство владения боевой техникой, и мужская выдержка, на которой зиждется воинская дисциплина. И постигается вся эта азбука благородства не по книжкам, а собственной шкурой, прикровенно. Конечно, и малодушие там проявляется неизбежно, поскольку слаб человек. Вот на этот случай есть батюшка: укрепит, поддержит, утешит, ободрит. Словом, молитвой, Таинствами – исповедью и Причастием. Своим примером. Потому что полковые священники в штабах не сидят – они там, где опасно, там, где нужны. И у многих из них подрясники в дырках от пуль. Это неудивительно, ведь половина полковых иереев – офицеры в прошлом, имеют боевые награды. Им ли пулям кланяться? Подвиг Чистоусова Вот отец Анатолий Чистоусов, например. Военный, с двумя дипломами о высшем образовании, он мог сделать неплохую карьеру. Однако Анатолий принимает священнический сан, а в 1994 году становится настоятелем церкви в Грозном, где уже в то время было неспокойно. А потом его храм оказался в эпицентре боев. Одним из первых снарядов был разрушен второй этаж. Но богослужения продолжались - теперь уже в подвале. О. Анатолий в подряснике бесстрашно шел сквозь войну, среди пуль и снарядов, к солдатам, к находившимся в подвалах домов жителям города: исповедовал, причащал, крестил. Есть свидетельство участника тогдашних боевых действий в Грозном, офицера спецназа. В то время, когда его подразделение было окружено и держало оборону в здании грозненского вокзала, чеченские боевики, уже отчаявшись взять вокзал штурмом, стали пытаться психически сломить наших. Правозащитник Ковалев при помощи громкоговорителя призывал десантников сложить оружие, называл их «преступниками и убийцами». А рядом с ним, под дулом пистолета, стоял отец Анатолий Чистоусов. Бандиты привели его в расчете на то, что он тоже согласится призывать десантников сдаться. Но батюшка ничего не сказал, лишь молча перекрестил ребят. Прямо как в «Сыне артеллериста»: «Немцы вокруг меня. Координаты сто десять. Не жалейте огня». Этот плен закончился для отца Анатолия мученической кончиной – расстрелом. Ну разве могут мальчишки не уважать, не любить такого - верного даже до смерти - «батю» братской, сыновней любовью? Благословенная яблоня И ведь что главное – подвиг священника Анатолия Чистоусова – не случайность, а закономерность. Зная церковь изнутри, причем не только ее вершины, но и болячки, и слабые места, искренне свидетельствую, однако, что нынешние попы, даже незлобивые простецы – они даже больше, чем другие – пассионарии, готовые умереть за правду. Те, кто несколько лет назад пришел в Церковь не ради хлеба куса, а ради Иисуса, пылая желанием воплощать свою веру в делах – сегодня, может быть, поостыли немного. Стали спокойней, трезвей, размеренней. Но! В критический момент каждый из них сделает правильный и отнюдь не рациональный выбор, потому что у него есть то, через что он перешагнуть не сможет – ни ради выгоды, ни ради прочих социальных диведентов. Это мое чаяние, почти уверенность, подтверждает история. Вот возьмите новомучеников российских – каких только среди них людей не было, каждый со своими подробностями. Как живой встает передо мной наш земляк, высоченный красавец дьякон Леонид Высоковский из Троицкой церкви села Черное. И слышу я его громовой хохот у воронка, в котором их, местных церковнослужителей, повезли на расстрел: «Ба, да я не один!». Десять минут назад дьякона уговаривали бежать: «Детей сиротами оставляешь!». А он отрезал: «У Бога сирот нет!» и стоит, свидетельствуя о Христе, возле своего катафалка, молодой, дерзновенный, смеется в лицо смерти. Так вот, когда дочка Высоковского, Ангелина Леонидовна, вспоминала об отце, со мной эдакое дежавю приключилось: да это же она об отце N. рассказывает! О батюшке из нашей епархии – его манеры, его привычки. И вот эта монолитность внутренняя – общая у них черта. Так же иной раз встретишь на просторах современного православия кого-нибудь из лесковских соборян, или из Шмелева, из Чехова персонажей. (Протодьякон из «Лета Господня» - вообще типичный образчик современности). Те, из девятнадцатого века персонажи церковной истории – в большинстве своем взошли на мученический крест во втором, третьем десятилетии века двадцатого, и взошли добровольно. И наши, нынешние – ничуть не другие. И похожи-то они, как яблоки одного сорта, с одного дерева. Спеть тебе? Сплясать тебе? Сердце вырвать и отдать тебе? Да, священникам есть чем поделиться с солдатами. Есть что им передать. Вот только готовы ли мальчишки принять этот дар бесценный? Не на войне – в мирной казарме. Там, в опасности, вся нажитая за восемнадцать лет шелуха спадает с души в одночасье и юный воин, отрок еще по сути, сам за батюшкину епитрахиль цепляется – научи, укрепи, утешь. А тут, когда солдатиков строем приводят в часовню на молебен, или в «красный уголок» на беседу со священником, трудно душам совпасть в точке единомыслия. Психологи говорят, что двенадцать лет – это крайний возрастной предел, до которого на человека еще можно как-то повлиять. К восемнадцати-то годам он созревает, а к армии еще и «консервируется», чтоб целее быть. И в итоге в казарме сталкиваются и начинают конфликтовать замкнутые на самих себе субстанции. Возьмем банальную ситуацию – один унижает, другой унижается. Идеально эта проблема решиться только в том случае, если первый устыдится, а второй простит и воспрянет. Все остальные решения – внешние и по большому счету бессмысленные, поскольку обидчик останется наедине со своей злобой, которая будет сжирать в первую очередь его самого, а жертва пребудет со своими обидами и суицидальными мыслями. И духовный наставник мог бы здесь помочь, но только если человек сам откроется, доверится. А с какой стати солдат должен доверять какому-то дядьке в долгополом платье, с крестом на шее? Едва ли служивый знает героическую историю воинского священства, да и про подвиг Анатолия Чистоусова ему неведомо. Ну не бросаться же батюшке на учениях под пули, в самом деле, чтоб свою искренность доказать? В православной роте И ведь главное – то, что православное воспитание благотворно влияет на обстановку в армии – это бесспорный факт. В разбросанных по России единичных православных ротах – ни матерщины, ни дедовщины и дисциплина железная. На Валааме, например, офицеры не нарадуются. С тех пор, как новобранцев в их часть стали отбирать монахи из числа своих постоянных паломников и послушников, у командиров не стало проблем. Даже если и уйдет солдат в самоволку – так только в монастырь, к духовнику. За что от него же по шее и получит. Даже если вспыхнет конфликт – так оба бузотера станут думать, как его погасить, а не как самоутвердиться. Потому что так совесть велит, душа мира ищет. Иерархия здесь строится на уважении, а не на унижении. Ценность таких вот армейских порядков понимают и военачальники. Недаром 19 августа, когда Патриарх совершал освящение закладного камня будущего храма в честь святого великомученика Георгия Победоносца на территории Валаамской радиолокационную роты, то вместе со Святейшим сюда приехал и министр обороны Сергей Иванов. Сравните масштабы – рота в пятнадцать человек и министр! Весомо, значит, в глазах Иванова выглядит такой вот уклад почти монашеского братолюбия, приемлемо для армии. Еще бы не приемлемо! В такую армию большинство матерей отдавали бы своих сыновей без страха и сомнения. Только чудом? Ясно это и для простых офицеров, потому так охотно сейчас и приглашают священников: благословить новобранцев, освятить боевую технику, провести беседу с солдатиками. Может быть, даже сами будучи неверующими, они осознают, что нужно же как-то вдолбить в головы этих разгильдяев какие-то нормы и правила. Может, поп кадилом помашет – навеет на них благие помыслы. Что ж, может, и навеет. Дух Божий дышит где хочет и по горячим молитвам благоговейного иерея «о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея» вполне могут проясниться чьи-то мозги, просветлеть чье-то сердце. Вот только почему здесь нужно упираться именно в мистическую составляющую взаимодействия священника с вверенными ему чадами? Ведь изменить человека в восемнадцать лет может только чудо. А воспитывать надо начинать куда как раньше. Евгения Павлычева |
